Стартовая позиция (точка 0 для чтения) этого текста - в том, что всякий смысл и всякая ценность есть продукт, выработанный человеком. Ну, или человечеством. Вот читаю сейчас Буррио и у него есть стойкая метафора, которую он использует, я бы даже сказала, он ее как-то издевательски эксплуатирует - это метафора про поры человечества, сквозь которые, как он считает (хоть я и уверена, что подобное выдумывали многие и задолго до него), просачивается нечто вроде искусства или творческого языка/опыта. Так вот смысл, ценность и пр. - тоже продукт (ассоциативно - да - очень соотносимый с чем-то вроде эфира, воздуха, миазма), получаемый, можно сказать, из вот таких вот "пор". Человек - единственный инструмент производства значения. По отношению ко всему, что находится вокруг.
Я хочу сказать, что никакого внеположного (модное слово вот выучила у постмодернистов) значения или значимости нет. Чтобы понять, почему это так, достаточно почитать, например, чем отличается мышления животного от мышления человека. (См. нейролингвистов.) Для того, чтобы в мире появилась некая ценность, или - проще - значение (т.е. чтобы было определено местоположение какой-нибудь вещи по отношению к другим вещам) требуется операция - самая первая в процессе бесконечной хирургии-анализа, производимой мозгом за всю жизнь - по разделению: нужно "разрезать" мир на Я и не-Я. (После чего, конечно, Я само мгновенно становится не только единственно доступной реальностью, но и объектом.) Тогда - и только тогда - сознанию вообще может быть доступна какая-либо сетка отношений, взаимосвязей, танец означаемых. Как я уже говорила выше, дело в том, что такая сетка - не просто становится "доступна" (тут издержки языка и неточных формулировок), но она, в некотором роде - произведение человека. Т.е. человек не открывает какие-то "готовые" до его прихода смыслы, он их создает.
Внеположный, кажущийся "внешним" смысл - это смысл, механизм выработки которого скрыт от ясного сознания. Так программная строчка кода, отвечающая за работу вашего ПК, скрыта за системой виндоусовских окон (кстати, компьютер после изобретения системы Виндоус вообще кажется мне хорошей метафорической моделью работы мозга). Например, когда это значение или смысл оказываются не только вашими - но тут мы можем говорить о них только как об артикулированной позиции, для которой найдена языковая "формула", но ни в коем случае не о смысле как о личном опыте - и его-ее разделяет сообщество, тогда оно сразу кажется чем-то, лежащем "вне", как бы существующем и без вас, т.е. существующем "сильнее", чем вы - существующим реально и на самом деле.
И здесь мы подходим к тому, о чем я действительно хочу сказать. Что кажется мне страшной проблемой. Только если механизм этой выработки смысла-значения-ценности скрыт от человека (уж так работает его голова) и его зарождение не превращается в объект для сознания (то бишь это оно, в силу своей не обнаженности, "завуалированности" руководит человеком, а не он - им), - оно и может выполнять свою прямую функцию смысла. Простите меня за избитую ссылку. В античных текстах есть странная закономерность: греки не говорят "ко мне пришло вдохновение и я написал стих", они говорят "это Музы мне нашептали". В силу такого контроля (сознания или "вшитой" в него страсти - над личностью, его носящей) смысл/ценность прекращают быть чем-то пугающе, обескураживающе избирательным и, напротив, оказываются таким, чье место не могло бы занять что-нибудь другое, т.е. становятся чем-то непреложным. Только в этой ситуации они и срабатывают. Только в этой ситуации и возможна хоть какая-нибудь вера.
Я не имею ввиду веру в религиозном смысле. Я имею ввиду веру во что-нибудь вообще. Например, в то, что жить - это важно. Или в то, что синее небо - это хорошо. Конечно, здесь можно упрекнуть меня в недоверии - или, может, даже боязни прикосновения - по отношению к моему собственному опыту, моим желаниям. Мол, что ее запрашивать, эту "большую", чем ты, ценность, эту лежащую-вне-тебя, ценность (что это за комплекс такой?), желания-то подскажут (если от них не отворачиваться) настоящую ценность, связанную с тобой. Но в этом-то все и дело. Как только ты изобретаешь - в силу ли травматического опыта, времени, еще чего - какой-то здоровый, в конечном итоге, "побеждающий" контроль над любым эмоциональным опытом; какие-то сферы, в которые ты всегда можешь, при любом опыте, уйти (и это "изобретение" связано с постоянным рассматриванием-держанием в уме эмоции как объекта, и в этом, что ли, есть правда) - опыт становится вопросом твоего выбора. Все становится вопросом твоего выбора. Скажем, любовь. Которая, уж как бы ее терминологически не определяли, но всегда, по крайней мере, связывалась с тем, что этого не выбирают. Всякий смысл, всякая значимость - поскольку она не может быть ничем другим, кроме как "ребенком" эмоционального опыта (единственный изготовляющий ее "котел") - вдруг становятся как бы придуманными. Их всегда можно перепридумать иначе. Их всегда можно заменить.
И вот, как это обычно бывает с дураками, требующими абсолюта (или минимальной веры для совершения какого-нибудь действия; ведь для того, чтобы встать с дивана, она тоже нужна), игра, обнаруживающая свою природу игры, прекращает быть интересной. Фокус не срабатывает. На самом деле, я верю, что такую операцию над собой способен произвести каждый. В теории - точно каждый. Свобода, "полишаюча тебе" в безориентирном пространстве выбора, странным образом формирует прослойку, стену, что-то вроде лишающего сенсорных ощущений стеклопакета - между тобой и любыми твоими потугами пережить что-то вообще. Сталкивались вы с таким? Каким-то дивным образом, после, скажем так, серии формирующих тебя - и потому, конечно, сверхважных, связанных с невозможностью контролировать - ситуаций пиздецки глубокой юности, ты вдруг оказываешься в положении, когда всякая близость - приблизительна, всякий диалог - необязателен. И у всякого очарования - коих, кстати, очень много, и они действительно очаровательны - есть такой вот неприятнейший, но очень-очень тонкий (как будто бармен наливал по ножу) осадок из да ну какая нахер разница.
Словом, ничего не могу поделать, я опять скатилась в монолог из "Дяди Вани". А начиналось все хорошо. Начиналось все с вопросов о вечном.
Пойду поищу новой музыки и подумаю, как жить.
Я хочу сказать, что никакого внеположного (модное слово вот выучила у постмодернистов) значения или значимости нет. Чтобы понять, почему это так, достаточно почитать, например, чем отличается мышления животного от мышления человека. (См. нейролингвистов.) Для того, чтобы в мире появилась некая ценность, или - проще - значение (т.е. чтобы было определено местоположение какой-нибудь вещи по отношению к другим вещам) требуется операция - самая первая в процессе бесконечной хирургии-анализа, производимой мозгом за всю жизнь - по разделению: нужно "разрезать" мир на Я и не-Я. (После чего, конечно, Я само мгновенно становится не только единственно доступной реальностью, но и объектом.) Тогда - и только тогда - сознанию вообще может быть доступна какая-либо сетка отношений, взаимосвязей, танец означаемых. Как я уже говорила выше, дело в том, что такая сетка - не просто становится "доступна" (тут издержки языка и неточных формулировок), но она, в некотором роде - произведение человека. Т.е. человек не открывает какие-то "готовые" до его прихода смыслы, он их создает.
Внеположный, кажущийся "внешним" смысл - это смысл, механизм выработки которого скрыт от ясного сознания. Так программная строчка кода, отвечающая за работу вашего ПК, скрыта за системой виндоусовских окон (кстати, компьютер после изобретения системы Виндоус вообще кажется мне хорошей метафорической моделью работы мозга). Например, когда это значение или смысл оказываются не только вашими - но тут мы можем говорить о них только как об артикулированной позиции, для которой найдена языковая "формула", но ни в коем случае не о смысле как о личном опыте - и его-ее разделяет сообщество, тогда оно сразу кажется чем-то, лежащем "вне", как бы существующем и без вас, т.е. существующем "сильнее", чем вы - существующим реально и на самом деле.
И здесь мы подходим к тому, о чем я действительно хочу сказать. Что кажется мне страшной проблемой. Только если механизм этой выработки смысла-значения-ценности скрыт от человека (уж так работает его голова) и его зарождение не превращается в объект для сознания (то бишь это оно, в силу своей не обнаженности, "завуалированности" руководит человеком, а не он - им), - оно и может выполнять свою прямую функцию смысла. Простите меня за избитую ссылку. В античных текстах есть странная закономерность: греки не говорят "ко мне пришло вдохновение и я написал стих", они говорят "это Музы мне нашептали". В силу такого контроля (сознания или "вшитой" в него страсти - над личностью, его носящей) смысл/ценность прекращают быть чем-то пугающе, обескураживающе избирательным и, напротив, оказываются таким, чье место не могло бы занять что-нибудь другое, т.е. становятся чем-то непреложным. Только в этой ситуации они и срабатывают. Только в этой ситуации и возможна хоть какая-нибудь вера.
Я не имею ввиду веру в религиозном смысле. Я имею ввиду веру во что-нибудь вообще. Например, в то, что жить - это важно. Или в то, что синее небо - это хорошо. Конечно, здесь можно упрекнуть меня в недоверии - или, может, даже боязни прикосновения - по отношению к моему собственному опыту, моим желаниям. Мол, что ее запрашивать, эту "большую", чем ты, ценность, эту лежащую-вне-тебя, ценность (что это за комплекс такой?), желания-то подскажут (если от них не отворачиваться) настоящую ценность, связанную с тобой. Но в этом-то все и дело. Как только ты изобретаешь - в силу ли травматического опыта, времени, еще чего - какой-то здоровый, в конечном итоге, "побеждающий" контроль над любым эмоциональным опытом; какие-то сферы, в которые ты всегда можешь, при любом опыте, уйти (и это "изобретение" связано с постоянным рассматриванием-держанием в уме эмоции как объекта, и в этом, что ли, есть правда) - опыт становится вопросом твоего выбора. Все становится вопросом твоего выбора. Скажем, любовь. Которая, уж как бы ее терминологически не определяли, но всегда, по крайней мере, связывалась с тем, что этого не выбирают. Всякий смысл, всякая значимость - поскольку она не может быть ничем другим, кроме как "ребенком" эмоционального опыта (единственный изготовляющий ее "котел") - вдруг становятся как бы придуманными. Их всегда можно перепридумать иначе. Их всегда можно заменить.
И вот, как это обычно бывает с дураками, требующими абсолюта (или минимальной веры для совершения какого-нибудь действия; ведь для того, чтобы встать с дивана, она тоже нужна), игра, обнаруживающая свою природу игры, прекращает быть интересной. Фокус не срабатывает. На самом деле, я верю, что такую операцию над собой способен произвести каждый. В теории - точно каждый. Свобода, "полишаюча тебе" в безориентирном пространстве выбора, странным образом формирует прослойку, стену, что-то вроде лишающего сенсорных ощущений стеклопакета - между тобой и любыми твоими потугами пережить что-то вообще. Сталкивались вы с таким? Каким-то дивным образом, после, скажем так, серии формирующих тебя - и потому, конечно, сверхважных, связанных с невозможностью контролировать - ситуаций пиздецки глубокой юности, ты вдруг оказываешься в положении, когда всякая близость - приблизительна, всякий диалог - необязателен. И у всякого очарования - коих, кстати, очень много, и они действительно очаровательны - есть такой вот неприятнейший, но очень-очень тонкий (как будто бармен наливал по ножу) осадок из да ну какая нахер разница.
Словом, ничего не могу поделать, я опять скатилась в монолог из "Дяди Вани". А начиналось все хорошо. Начиналось все с вопросов о вечном.
Пойду поищу новой музыки и подумаю, как жить.